9

Мой пост-территория свободная от жалостливых цитат о воевавших стариках, нарисованных георгиевских ленточек и прочих интернет-проявлений себя,как части большого праздника.Война-это история, а люди которые её победили герои.На этом все.    

                                                                                   Соловьи

О мертвых мы поговорим потом. 

Смерть на войне обычна и сурова. 

И все-таки мы воздух ловим ртом 

При гибели товарищей. Ни слова 

Не говорим. Не поднимая глаз, 

В сырой земле выкапываем яму. 

Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас 

Остался только пепел, да упрямо 

Обветренные скулы сведены. 

Тристапятидесятый день войны. 

Еще рассвет по листьям не дрожал, 

И для острастки били пулеметы... 

Вот это место. Здесь он умирал — 

Товарищ мой из пулеметной роты. 

Тут бесполезно было звать врачей, 

Не дотянул бы он и до рассвета. 

Он не нуждался в помощи ничьей. 

Он умирал. И, понимая это, 

Смотрел на нас и молча ждал конца, 

И как-то улыбался неумело. 

Загар сначала отошел с лица, 

Потом оно, темнея, каменело. 

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней 

Запри все чувства сразу на защелку. 

Вот тут и появился соловей, 

Несмело и томительно защелкал. 

Потом сильней, входя в горячий пыл, 

Как будто сразу вырвавшись из плена, 

Как будто сразу обо всем забыл, 

Высвистывая тонкие колена. 

Мир раскрывался. Набухал росой. 

Как будто бы еще едва означась, 

Здесь рядом с нами возникал другой 

В каком-то новом сочетанье качеств. 

Как время, по траншеям тек песок. 

К воде тянулись корни у обрыва, 

И ландыш, приподнявшись на носок, 

Заглядывал в воронку от разрыва. 

Еще минута — задымит сирень 

Клубами фиолетового дыма. 

Она пришла обескуражить день. 

Она везде. Она непроходима. 

Еще мгновенье — перекосит рот 

От сердце раздирающего крика. 

Но успокойся, посмотри: цветет, 

Цветет на минном поле земляника! 

Лесная яблонь осыпает цвет, 

Пропитан воздух ландышем и мятой... 

А соловей свистит. Ему в ответ 

Еще — второй, еще — четвертый, пятый. 

Звенят стрижи. Малиновки поют. 

И где-то возле, где-то рядом, рядом 

Раскидан настороженный уют 

Тяжелым громыхающим снарядом. 

А мир гремит на сотни верст окрест, 

Как будто смерти не бывало места, 

Шумит неумолкающий оркестр, 

И нет преград для этого оркестра. 

Весь этот лес листом и корнем каждым, 

Ни капли не сочувствуя беде, 

С невероятной, яростною жаждой 

Тянулся к солнцу, к жизни и к воде. 

Да, это жизнь. Ее живые звенья, 

Ее крутой, бурлящий водоем. 

Мы, кажется, забыли на мгновенье 

О друге умирающем своем. 

Горячий луч последнего рассвета 

Едва коснулся острого лица. 

Он умирал. И, понимая это, 

Смотрел на нас и молча ждал конца. 

Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле 

Когда он, руки разбросав свои, 

Сказал: "Ребята, напишите Поле — 

У нас сегодня пели соловьи". 

И сразу канул в омут тишины 

Тристяпятидесятый день войны. 

Он не дожил, не долюбил, не допил, 

Не доучился, книг не дочитал. 

Я был с ним рядом. Я в одном окопе, 

Как он о Поле, о тебе мечтал. 

И, может быть, в песке, в размытой глине, 

Захлебываясь в собственной крови, 

Скажу: "Ребята, дайте знать Ирине — 

У нас сегодня пели соловьи". 

И полетит письмо из этих мест 

Туда, в Москву, на Зубовский проезд. 

Пусть даже так. Потом просохнут слезы, 

И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем 

У той поджигородовской березы 

Ты всмотришься в зеленый водоем. 

Пусть даже так. Потом родятся дети 

Для подвигов, для песен, для любви. 

Пусть их разбудят рано на рассвете 

Томительные наши соловьи. 

Пусть им навстречу солнце зноем брызнет 

И облака потянутся гуртом. 

Я славлю смерть во имя нашей жизни. 

О мертвых мы поговорим потом. 

                 (Дудин 1942г)